Наконец все было готово. Оператор занял свое место за камерой, а Оля, Ванечка и Елизавета Андреевна – за столом.
– Внимание, начали! – скомандовал старший из телевизионщиков и с доброжелательной улыбкой кивнул Ольге.
Она кивнула ему в ответ и, заметно волнуясь, начала:
– Я не знаю более работоспособного человека, чем Александр. То есть с шести утра и до позднего вечера Саша работает на протяжении многих лет. Мы понимаем – Саша сейчас очень занят, и ему трудно вырваться. Мы его, конечно, поддерживаем, но все-таки хотелось бы почаще видеть папу дома. Скучаем очень…
Ее перебил Ваня. Радостно улыбаясь щербатым ртом, он выпалил:
– Вот мы с папой в субботу в зоопарк поедем! Хотите, и вас возьмем?..
Вечером Белов просматривал отснятый материал. Ему было приятно видеть радостные лица жены и сына. Даже Елизавета Андреевна показалась ему вполне симпатичной старушенцией. Впрочем, свои эмоции он предпочитал не демонстрировать. Досмотрев запись до последнего кадра – неумелой вырезки его портрета над детской кроватью, рядом с Бэтменом, – Белов выключил телевизор и повернулся к Гудвинам.
– Ну что, мне нравится, в принципе… Только жены многовато. Я ее, конечно, люблю безумно, но здесь явный перебор, по-моему… – задумчиво покачал головою Саша. Он лукавил – ему было невероятно приятно видеть искреннюю радость и гордость Оли за него, ее мужа.
– А мы перебивочку дадим, – успокоил его Рыжий Гудвин. – С фотографиями из семейного альбома. С тещей, с сыном…
– Да, и армейские фотки возьмите, – согласился Белов. – Только не с Фариком. Возьмите с Полем – овчарка у меня на заставе была…
– Собачка – это очень хорошо, собачка – это просто здорово!.. – довольно потирая руки, засмеялся Черный.
В дверь постучали, и в кабинет заглянул Макс.
– Извините… Саша, можно тебя?
Белов поднялся и вышел с Максом в переговорную.
– Ну что там?
– Вот, пацаны только что подвезли… – Макс протянул ему сложенный вдвое бумажный листок.
Саша развернул его. Это была предвыборная листовка – та самая, с хлестким заголовком «Братва рвется к власти!»
– Опа! Понеслась… – усмехнулся Белов сквозь зубы. – Ну наконец-то, а то я уже волноваться стал…
– Это мне образец подослали, – пояснил Макс. – А типографию, где весь тираж лежит, ребята пробили. Давай я сгоняю туда с пацанами?..
– Не вздумай! – решительно покачал головой Белов, с веселым недоумением рассматривая листовку. – Ты что, это же провокация чистой воды!
– А как же, Саш? – недоуменно вскинул брови Макс. – Надо ж какую-нибудь ответку кинуть!..
– Нет, Макса, тормози… – задумчиво взглянул на него Саша. – Ну, спалишь ты одну типографию, так они в другом месте напечатают. Только вони будет!.. Суть-то не в этом.
Он открыл дверь в кабинет и поднял над головой листовку.
– Вот! Вот как надо работать! – выкрикнул он Гудвинам. – А вы – перебивки!..
– Разрешите? – протянул руку Черный Гудвин. – Хм, узнаю руку мастера…
– Н-да, только свастики не хватает! – поддакнул заглядывающий ему через плечо Рыжий.
Белов вырвал листовку из их пухлых ручек и протянул ее секретарше:
– Людок, ну-ка прилепи-ка это на стенку – на память… – попросил он.
– Да вы не волнуйтесь, Александр Николаевич, – беспечно улыбнулся Рыжий Гудвин. – Мы их сделаем!
Саша, помогавший Люде крепить листовку, повернулся и хмуро произнес:
– А у вас другого выхода нет… Мгновенно побледневшие Гудвины боязливо переглянулись. А Саша, вдоволь насладившись их искренним испугом, со смешком шлепнул их поочередно по объемистым животам:
– Да я шучу!..
Гудвины снова переглянулись – на сей раз с жалкой, вымученной улыбочкой.
Думали они, похоже, об одном и том же. О том, что в каждой шутке всегда есть доля правды.
В тот вечер Гудвины засиделись допоздна – шутка Белова возымела на имиджмейкеров самое серьезное действие. Они ушли из штаба уже после полуночи – как раз в то время, когда на другом конце Москвы в окно сторожки типографии кто-то настойчиво постучал.
Заспанный сторож, шаркая ревматическими ногами, подошел к окну и выглянул наружу.
– Кто там?.. – ворчливо спросил он.
На улице стоял незнакомый милиционер в сером бушлате с погонами старшего лейтенанта.
– Открывай, свои! – строго прикрикнул он.
– А?.. Сейчас, сейчас… – с готовностью закивав, старик исчез.
Через секунду обшарпанная металлическая дверь распахнулась. В тот же миг сторожа подхватили под руки стриженые братки в черной коже, скрутили и затолкнули в дежурку, заперев за ним дверь на ключ.
– Давай быстрее, парни! – подгонял братков милиционер.
Вскоре весь тираж скандальной листовки – все пять тысяч экземпляров оказались на типографском дворе. Старлей приволок от машины канистру с бензином, щедро облил из нее кипу упакованной в пачки бумаги. Один из братков чиркнул зажигалкой – и в ночное небо рванулся факел жаркого пламени.
– Все, поехали! – скомандовал милиционер. По асфальту загрохотали торопливые шаги, хлопнули одна за другой дверцы машин, взревели моторы, и в типографском дворе не осталось ни души.
Только сторож, подслеповато щурясь, испуганно наблюдал из окна сторожки, как ненасытный огонь пожирал пачки листовок с заголовком «Братва рвется к власти!»
Вадим сновал по кабинету, в спешке собирая какие-то бумаги в папку, и одновременно делал очередной доклад своему начальству. Каверин слушал его, по обыкновению полулежа на диване.
– Короче, мы три дня ждали, – Белов не отреагировал. Умный, паршивец, – не без досады покачал головой Вадим. – Ну, тогда наши ребята приехали ночью и от его имени устроили там погром.